Книга Остров Потерянных  - Мелисса де ла Круз

– А это значит… – Мэл медленно повернулась вокруг своей оси. Она живо представила, как ее мать сидит здесь на троне, и на секунду Мэл показалось, что это она обладает властью, это она беспощадно правит всем королевством.

Мэл покачала головой.

«Для моей матери ничего не стоит проклясть сколько угодно людей на десять тысяч лет сна, не то что кого-то одного», – подумала она.

– Вот! Смотрите! – крикнула Иви, увидев у дальней стены длинный черный посох с бледно светящимся зеленым шаром на его верхушке.

Он находился, как они правильно догадались, на одной линии со взглядом той, что сидела когда-то на исчезнувшем троне, и висел в воздухе, удерживаемый какой-то магической силой, примерно в трех метрах над полом.

Парил так, чтобы к нему никто не мог прикоснуться, недосягаемый для непрошеных гостей.

Да, все верно.

Это был он, Глаз Дракона.

Посох действительно существовал. Самое могущественное оружие сил Тьмы.

Значит, зло действительно живо!

– Вот же он, вот! – Иви была ближе всех к посоху и уже нетерпеливо тянулась к нему.

Она вскинула свою руку вверх, вытянула пальцы. В тот же миг Глаз Дракона задрожал, словно стремясь вырваться из невидимых оков, удерживающих его в воздухе.

– Сейчас я его… – улыбнулась Иви и подпрыгнула.

Мэл, словно в замедленной съемке, наблюдала за тем, как тянется к посоху рука Иви. Теперь, казалось, засветился весь посох, словно приманивая ее к себе.

Все вокруг Мэл казалось размытым, она видела только маленькие тонкие пальцы Иви и, совсем рядом с ними, волшебный Глаз Дракона.

В долю секунды Мэл должна была принять решение: позволить Иви притронуться к посоху и быть обреченной на глубокий, похожий на смерть, сон длиной в тысячу лет?

Или спасти ее?

Остановить Иви…

То есть сделать нечто… доброе?

Обмануть ожидания матери и проститься со своей мечтой стать дочерью, достойной носить имя великой Малефисенты??

Готова ли она на всю оставшуюся жизнь остаться просто Мэл?

И никогда не стать Малефисентой?

Она застыла, не в силах принять решение.

– Нет! – крикнула наконец Мэл, бросаясь к Иви. – Не трогай его!

Что происходит? Что она делает? Почему она не смогла сдержать себя?

– Что? – удивленно спросила Иви, и тут из Глаза Дракона прозвучал знакомый голос:

– Пробудивший Дракона будет проклят и погрузится в сон на тысячу лет!

Это был, разумеется голос Малефисенты, вылетев из посоха, он сейчас метался по залу, эхом отражаясь от его стен.

Ее мать действительно оставила здесь после себя глубокий отпечаток. Дремавшие до сей поры остатки ее мощи, ее энергии искрами срывались со стен, трещали в воздухе, искали свою жертву.

Пальцы Иви мелькнули в воздухе рядом с посохом.

А пальцы подпрыгнувшей вверх Мэл схватили его, и как только это случилось, она…

Она упала на пол, погрузившись в сон.

Мэл открыла глаза, поморгала ресницами. Она лежала на полу тронного зала, вокруг ее головы лиловым пятном разметались волосы.

А вокруг Мэл нервно суетились ее товарищи.

«Я сплю? – подумала Мэл. – Или проснулась? Или все это мне просто снится?»

Потому что Мэл видела теперь перед собой уже не своих друзей и не Запретную крепость.

Она находилась в замке, где добрый король Стефан и его жена королева стояли перед лежащим в колыбели ребенком.

Они были счастливы. Мэл понимала это по тому, как светились их лица, по тому, что они не сводили глаз со своей малышки.

«Ребенок притягивает их как магнит, – подумала Мэл. – О, мне хорошо известно это ощущение».

Вокруг короля и королевы в красиво убранном тронном зале толпились празднично одетые придворные, слуги, гости. А над колыбелью склонились две добрые феи, их волшебные палочки весело искрили в воздухе. Все выглядело так славно, так сладко, просто тошнило от этой картины.

Мэл никогда в своей жизни не встречала такого, даже ничего близкого к этому не видела.

«Что это? Почему я это вижу?»

Затем в центре тронного зала возник зеленый огненный шар, а когда он рассеялся, Мэл увидела знакомое лицо.

Лицо своей матери.

Худое, надменное, прекрасное, юное и презрительное. Малефисента была вне себя от ярости. Мэл чувствовала исходящий от матери обжигающий, нестерпимый холод. Она не могла оторвать от Малефисенты глаз.

А Малефисента тем временем обратилась к собравшейся в тронном зале толпе:

– О, я вижу, что все были приглашены сюда, все-все. И королевские особы, и аристократы, и мелкие дворяне, и сброд из простолюдинов. Я, право, несколько огорчилась, не получив приглашения.

О чем говорит ее мать? Затем Мэл поняла. Малефисенту не пригласили на крестины Авроры. А Мэл и не догадывалась, что именно поэтому ее мать так ненавидит любые вечеринки и праздники.

Зато она прекрасно понимала, что чувствовала при этом ее мать.

Боль.

Стыд.

Гнев.

А еще жажду мести.

Но те же самые чувства испытывала и сама Мэл, не так ли? Она таила их в себе много лет, с того дня, когда Злая Королева не пригласила ее на день рождения Иви.

Мэл наблюдала за тем, как ее мать накладывает проклятие на крошечную принцессу Аврору. Принцесса должна будет уснуть мертвым сном на сто лет, если уколет свой палец веретеном. Это было великолепное проклятие, и Мэл искренне гордилась своей матерью, ее изобретательностью, ее властной силой, ее местью. Один уколотый веретеном палец, и рухнет целое королевство – по-настоящему ужасное проклятие. Ловко сплетенное. Продуманное и прочувствованное.

Мэл гордилась Малефисентой. Гордилась всегда и будет гордиться впредь. Малефисента растила дочь одна и старалась, как могла.

Хотя бы просто потому, что, кроме нее, некому было заняться воспитанием Мэл. Впрочем, не это главное.

Малефисента была создана для того, чтобы творить зло, в этом она была непревзойденной мастерицей. И свою дочь хотела видеть такой же, как она сама.

И в этот самый миг, впервые в жизни, Мэл вдруг поняла, что, пожалуй, испытывает не только гордость за свою мать. Но еще и жалость. Может быть, даже сострадание.

Жалость? Сострадание? Это по отношению к матери было нечто совершенно новое.

Все считали Малефисенту чудовищем, олицетворением ужаса. Но Мэл видела в матери лишь неуверенную в себе юную девушку, действующую под влиянием гнева.

Мэл хотелось подойти к Малефисенте, успокоить ее, сказать, что все будет хорошо. Мэл не была уверена в том, что в самом деле будет так, но вдвоем они все смогут пережить и со всем сумеют справиться, разве нет?